Ч. 2

Начиная читать 2-ю часть курса "Системное программирование" для нашей специальности, я обнаружил, что в Сети нет электронной литературы по первым темам курса. Поэтому я спешно перевел в электронную форму и привел в читабельный вид свой старый рукописный конспект по нескольким темам. Для следующих тем курса, посвященных языкам высокого уровня и компиляторам, я надеюсь найти электронные источники на стороне.

Книга представляет собой своеобразный синтез "теории и практики" рекламной работы, о чем сам А. Деревицкий говорит так: "Теория шла бок о бок с практикой. В повседневной работе автор иногда ловил себя на ошибках, о которых предупреждали изученные им классики. И тогда из конспектов… была скомпонована шпаргалка". Так что, уважаемый читатель, берите. Пользуйтесь. И даже если вы не собираетесь работать в рекламе, вам будет интересно прочесть "Шпаргалку" как книгу о человековедении.

  Текст у форматі PDF 3.47 Мб

  Текст у форматі PDF 1.76 Мб

  Текст у форматі PDF 3.68 Мб

  Текст у форматі PDF 1.21 Мб

  Текст у форматі PDF 3.59 Мб

  Текст у форматі PDF 7.36 Мб

Нова книжка молодого українського письменника складається з двох повістей та оповідання. Перед нами постає зовсім несподіваний і трохи загадковий Любко Дереш. . Так, це дуже дивна історія, сумна та загадкова… Вона не має ані свідків, ані спостерігачів, але ж звідкись ми її знаємо. Що насправді спричинило дивовижне перетворення молодого аспіранта Віденського університету, лінґвіста, безтурботного молодика Стефана Лянґе, що занурило його у чужу долю, піднесло аж до самого Бога, а відтоді призвело до його кінця чи-то початку? «…Сім, шість, п’ять…» — зворотний відлік. За якусь мить світ розколеться на до й після. І тієї ж самої миті, після грандіозного спалаху, на який так довго чекала купка науковців і військових, розколеться навпіл світогляд Роберта Оппенгеймера — творця та руйнівника. Хто він — містер Оппенгеймер? Геніальний науковець? Філософ-спостерігач? Миротворець чи той, що несе смерть? Що в нього було? Та все, що потрібно віндсерферові, — вітер, ідеальні хвилі на Акабській затоці, невблаганне єгипетське сонце та черговий косяк, що забезпечить неперевершений кайф, ну й, звісна річ, дошка й вітрила. Тож що трапилося, друже, звідки з’явився той внутрішній голос із його прямими запитаннями, що, здається, йде з самого серця? І ось тут з’являється страх, а з ним боягузливе бажання втекти. Тримайся, герою, якщо ти дійсно герой… Може, саме час зустрітись із собою, справжнім собою у власному серці.

Макросоциология занимается соединением в понятную и логически проверяемую картину ключевых точек на изменчивом и хаотичном ландшафте реальной истории человечества. Сегодня здесь продолжается работа на основном стволе классической теории, восходящей к аналитическому материализму (но не идеологиям) Адама Смита, Карла Маркса, Макса Вебера, Йозефа Шумпетера и Фернана Броделя. Профессор-консультант РАНХиГС при Президенте РФ и профессор Нью-Йоркского университета Георгий Дерлугьян рассказывает, как его наука ищет ответы на большие и интересные вопросы. Откуда в древней истории столько развалившихся «затерянных» цивилизаций, и зачем обитатели острова Пасхи воздвигали гигантские статуи? Почему капитализм прорвался на крайнем западе Евразии, а не в Арабском халифате? Как из партии большевиков выросла непредусмотренная самим Максом Вебером харизматическая бюрократия? Почему в результате ее эрозии правящей элитой России стала не либеральная интеллигенция, не директорский корпус и не класс частных капиталистов, а некая «суверенная бюрократия»? И, наконец, откуда берется сама наука?

"Остання любов Асури Махараджа" — алегорична історія про демона, який вирішив покинути розкіш нижніх світів заради любові до сліпої дівчини з України, що мешкає в самому серці Нью-Йорка. Протистояння напівбогів і демонів, демонстрації на Уолл-стріт і харизматичні проповідники, метафізичні запитання і смачні історії з лівообертальних світів (толерантна назва пекельних планет) — все це у новому романі Любка Дереша про любов, від якої тане серце.

Монографія висвітлює організацію та діяльність українських допоміжних військових формувань Збройних сил Німеччини на території райхскомісаріату «Україна» в 1941–1943 роках. Розглянуто структуру, чисельність, озброєння, підпорядкування і повсякденну роботу українських частин, принципи їх комплектування і матеріального забезпечення. Дослідження базоване на основі маловідомих документальних матеріалів Галузевого державного архіву Служби безпеки України, низки центральних та обласних архівосховищ, опитуванні свідків окупації. Для науковців, викладачів, студентів, а також усіх, хто цікавиться історією.

В предлагаемый читателю сборник Жака Деррида (1930–2004), последнего в плеяде великих философов XX века, вошли четыре работы середины 80-х годов. В этот период, завершив «сведение счетов» с послужившим отправной точкой его творческой эволюции структурализмом и продолжая деструкцию метафизики, философ последовательно применяет метод деконструкции и соответствующий инструментарий неклассических категорий к широкому кругу вопросов, центрируя их вокруг сквозных для всей его мысли тем, таких как событие поэтического произведения, датировка и подпись, повторимость и специфика имени собственного и подписи, различение письма и голоса, множественность и различание языков и проблема перевода — и не чуждая их всех зола, все поглощающий пепел, оставание бытия, возведенное мыслителем чуть ли не в ранг философской категории. Как всегда у Деррида, эти темы в той или иной мере присутствуют во всех представленных текстах, каждый раз проводятся в сложном контрапункте взаимосвязанных линий. Центральное место в собрании занимает большая работа «Шибболет», посвященная философским коннотациям творчества одного из величайших поэтов двадцатого века Пауля Целана. Остальные тексты: содержащие анализ американской «Декларации независимости» знаменитые «Отобиографии», где темы автобиографии, учреждающей (в частности, юридическое) право подписи, государства и обучения укоренены в многообразии подчас не слишком известных текстов Ницше; «Вавилонские башни» — одна из интереснейших работ по философской и даже филологической проблематике перевода; и эффектный «полилог» — «Золы угасшъй прах», где в свободной, поэтизированной манере сочетаются многие из сквозных тем мыслителя: от Вавилона до Холокоста.

Книга является одной из четырех в сборнике работ середины 80-х годов Жака Деррида "От Вавилона до Холокоста". В этот период, завершив «сведение счетов» с послужившим отправной точкой его творческой эволюции структурализмом и продолжая деструкцию метафизики, философ последовательно применяет метод деконструкции и соответствующий инструментарий неклассических категорий к широкому кругу вопросов, центрируя их вокруг сквозных для всей его мысли тем, таких как событие поэтического произведения, датировка и подпись, повторимость и специфика имени собственного и подписи, различение письма и голоса, множественность и различание языков и проблема перевода — и не чуждая их всех зола, все поглощающий пепел, оставание бытия, возведенное мыслителем чуть ли не в ранг философской категории. Как всегда у Деррида, эти темы в той или иной мере присутствуют во всех представленных текстах, каждый раз проводятся в сложном контрапункте взаимосвязанных линий. Эффектный «полилог» — «Золы угасшъй прах», где в свободной, поэтизированной манере сочетаются многие из сквозных тем мыслителя: от Вавилона до Холокоста. Название работы содержит в себе довольно изощренную языковую игру. Прежде всего, в современном французском языке имеется два разных слова "feu", далеко отстоящих друг от друга и по значению,и по этимологии: feu существительное — огонь, и т. п. и feu прилагательное — покойный, усопший, причем последнее имеет книжный, архаический характер и отличается уникальными особенностями в употреблени

Вавилон; прежде всего имя собственное, допустим. Но произнося сегодня: "Вавилон", знаем ли мы, что при этом называем? Знаем ли кого? Если присмотреться к тому, что выжило в унаследованном нами тексте, его пережило, к рассказу или мифу о Вавилонской башне, он не просто образует какую-то фигуру среди прочих. Говоря по меньшей мере о неадекватности одного языка другому, одного места в энциклопедии другому, языка самому себе и смыслу и т.п., он в то же время говорит о необходимости фигуральности, мифа, тропов, оборотов, неадекватного перевода, чтобы восполнить то, что множественность нам воспрещает. В этом смысле он является как бы мифом об истоке мифа, метафорой метафоры, рассказом рассказа, переводом перевода и т.д. Он, вероятно, не единственная самоуглубляющаяся таким образом структура, но делает это на свой манер (в свою очередь почти что непереводимый, как имя собственное), и эту идиому стоит сберечь.