Theodor Adorno is a widely-studied figure, but most often with regard to his work on cultural theory, philosophy and aesthetics. The Sociology of Theodor Adorno provides the first thorough English-language account of Adorno's sociological thinking. Matthias Benzer reads Adorno's sociology through six major themes: the problem of conceptualising capitalist society; empirical research; theoretical analysis; social critique; the sociological text; and the question of the non-social. Benzer explains the methodological and theoretical ideas informing Adorno's reflections on sociology and illustrates Adorno's approach to examining social life, including astrology, sexual taboos and racial prejudice. Benzer clarifies Adorno's sociology in relation to his work in other disciplines and the inspiration his sociology took from social thinkers such as Marx, Weber, Durkheim, Kracauer and Benjamin. The book raises critical questions about the viability of Adorno's sociological mode of procedure and its potential contributions and challenges to current debates in social science.

Luigi Russolo (1885-1947) - painter, composer, builder of musical instruments, and first-hour member of the Italian Futurist movement--was a crucial figure in the evolution of twentieth-century aesthetics. As creator of the first systematic poetics of noise and inventor of what has been considered the first mechanical sound synthesizer, Russolo looms large in the development of twentieth-century music. In the first English language study of Russolo, Luciano Chessa emphasizes the futurist's interest in the occult, showing it to be a leitmotif for his life and a foundation for his art of noises. Chessa shows that Russolo's aesthetics of noise, and the machines he called the intonarumori, were intended to boost practitioners into higher states of spiritual consciousness. His analysis reveals a multifaceted man in whom the drive to keep up with the latest scientific trends coexisted with an embrace of the irrational, and a critique of materialism and positivism.

Review: "Written against the academically dominant but simplistic romanticization of popular music as a positive force, this book focuses on the 'dark side' of the subject. It is an examination of the ways in which popular music has been deployed in association with violence, ranging from what appears to be an incidental relationship, to one in which music is explicitly applied as an instrument of violence." "A preliminary overview of the physiological and cognitive foundations of sounding/hearing which are distinctive within the sensorium, discloses in particular their potential for organic and psychic violence. The study then elaborates working definitions of key terms (including the vexed idea of the 'popular') for the purposes of this investigation, and provides a historical survey of examples of the nexus between music and violence, from (pre)Biblical times to the late nineteenth century." "The second half of the book concentrates on the modern era, marked in this case by the emergence of technologies by which music can be electronically augmented, generated, and disseminated, beginning with the advent of sound recording from the 1870s, and proceeding to audio-internet and other contemporary audio-technologies. Johnson and Cloonan argue that these technologies have transformed the potential of music to mediate cultural confrontations from the local to the global, particularly through violence. The authors present a taxonomy of case histories in the connection between popular music and violence, through increasingly intense forms of that relationship, culminating in the topical examples of music and torture, including those in Bosnia, Darfur, and by US forces in Iraq and Guantanamo Bay."--BOOK JACKET.

How Dada is to break its cultural accommodation and containment today necessitates thinking the historical instances through revised application of critical and theoretical models. The volume Dada Culture: Critical Texts on the Avant-Garde moves precisely by this motive, bringing together writings which insist upon the continuity of the early twentieth century moment now at the start of the twenty-first. Engaging the complex and contradictory nature of Dada strategies, instanced in the linguistic gaming and performativity of the movement's initial formation, and subsequently isolating the specific from the general with essays focusing on Ball, Tzara, Serner, Hausmann, Dix, Heartfield, Schwitters, Baader, Cravan and the exemplary Duchamp, the political philosophy of the avant-garde is brought to bear upon our own contemporary struggle through critical theory to comprehend the cultural usefulness, relevance, validity and effective (or otherwise) oppositionality of Dada's infamous anti-stance.

Post-Postmodernism begins with a simple premise: we no longer live in the world of "postmodernism," famously dubbed "the cultural logic of late capitalism" by Fredric Jameson in 1984. Far from charting any simple move "beyond" postmodernism since the 1980s, though, this book argues that we've experienced an intensification of postmodern capitalism over the past decades, an increasing saturation of the economic sphere into formerly independent segments of everyday cultural life. If "fragmentation" was the preferred watchword of postmodern America, "intensification" is the dominant cultural logic of our contemporary era.

This is the book we had been waiting for, as it dispels the myths surrounding Beckett's German Diaries. With extreme attention to detail, with unrivalled care for context and with penetrating judgment, Mark Nixon gives us a rationale for Beckett's apparently absurd tour of Nazi Germany. Nixon explains why the talking cure of psychoanalysis in London had to be replaced by a Romantic walking cure that passed through the ruins of a culture threatened with extinction. The doomed and melancholy Winterreise was to provide a foundation for the subsequent work and pave the way for a postwar aesthetic of loss and survival

In 1909, F.T. Marinetti published his incendiary Futurist Manifesto, proclaiming, “We stand on the last promontory of the centuries!!” and “There, on the earth, the earliest dawn!” Intent on delivering Italy from “its fetid cancer of professors, archaeologists, tour guides, and antiquarians,” the Futurists imagined that art, architecture, literature, and music would function like a machine, transforming the world rather than merely reflecting it. But within a decade, Futurism's utopian ambitions were being wedded to Fascist politics, an alliance that would tragically mar its reputation in the century to follow. Published to coincide with the 100th anniversary of the founding of Futurism, this is the most complete anthology of Futurist manifestos, poems, plays, and images ever to bepublished in English, spanning from 1909 to 1944. Now, amidst another era of unprecedented technological change and cultural crisis, is a pivotal moment to reevaluate Futurism and its haunting legacy for Western civilization.

Excerpts from Jacques Derrida, Speech and Phenomena and Other Essays on Husserl’s Theory of Signs, Translated by David B. Allison, Evanston: Northwestern University Press, 1973. Reproduced with kind permission of Northwestern University Press. Excerpts from Jacques Derrida, Writing and Difference, London: Routledge, 1978. Reproduced with kind permission of Routledge. Excerpts from Jacques Derrida, Margins of Philosophy, Chicago: University of Chicago Press, 1984. Reproduced with kind permission of University of Chicago Press.

Anarchism is generally understood as a failed ideology, a political philosophy that once may have had many followers but today attracts only cranks and eccentrics. This book argues that the decline of political anarchism is only half the story; the other half is a tale of widespread cultural success. David Weir develops this thesis in several ways. He begins by considering the place of culture in the political thought of the classical anarchist thinkers William Godwin, Pierre-Joseph Proudhon, Mikhail Bakunin, and Peter Kropotkin. He then shows how the perceived "anarchy" of nineteenth-century society induced writers such as Matthew Arnold, Henry James, and Fyodor Dostoyevsky to turn away from politics and seek unity in the idea of a common culture. Yet as other late nineteenth-century writers and artists began to sympathize with anarchism, the prospect of a common culture became increasingly remote. In Weir's view, the affinity for anarchism that developed among members of the artistic avant-garde lies behind much of fin de siecle culture. Indeed, the emergence of modernism itself can be understood as the aesthetic realization of anarchist politics. In support of this contention, Weir shows that anarchism is the key aesthetic principle informing the work of a broad range of modernist figures, from Henrik Ibsen and James Joyce to dadaist Hugo Ball and surrealist Luis Bunuel. Weir concludes by reevaluating the phenomenon of postmodernism as only the most recent case of the migration of politics into aesthetics, and by suggesting that anarchism is still very much with us as a cultural condition.

Настоящую книгу составили два написанных с семилетним промежутком исследования и введение. Пусть оправданием для построения целого послужат несколько пояснительных слов. В 1938 году в журнале «Zeitschrift fur Sozialforschung» автор опубликовал статью «О характере фетиша в музыке и о регрессии прослушивания». Целью статьи было показать изменение функции музыки в наше время, указать на внутренние перемены, которые претерпевают музыкальные феномены как таковые благодаря их включению в систему массового коммерциализированного производства, и вместе с тем отметить, как воздействие определенных антропологических сдвигов в стандартизованном обществе простирается вплоть до компонентов слушания музыки. Уже тогда автор планировал подвергнуть диалектическому анализу и уровень самого композиторского искусства, всегда оказывающий решающее влияние на состояние музыки. Слишком очевидной представлялась ему власть общественной тотальности даже в таких, казалось бы, производных сферах, как музыка. Он не мог обманываться в том, что воспитавшее его искусство, даже в своем чистом и бескомпромиссном виде не является исключением для всемогущего овеществления, но, напротив, стремясь защитить свою незапятнанность, само же и порождает характерные явления того рода, каким противостоит. Задачей автора было распознать те объективные антиномии, в которых искусство, подлинно хранящее верность своим притязаниям, невзирая на последствия, неизбежно запутывается, попадая в гетерономную действительность, и преодолеть которые можно не иначе, как доведя их до крайности и отрешившись от иллюзий. Эти представления легли в основу работы о Шёнберге, завершенной только в 1940-1941 годах. В то время она оставалась неопубликованной, и за пределами чрезвычайно узкого круга сотрудников Института социальных исследований в Нью-Йорке была доступна лишь немногим. Сегодня она издается в первоначальном виде, с некоторыми добавлениями, касающимися исключительно позднейших сочинений Шёнберга. Уже после войны, когда автор все же решился на немецкую публикацию, ему показалось необходимым добавить к разделу о Шёнберге раздел о Стравинском. Если уж книга высказывалась о новой музыке в целом, то даже ее не склонный к обобщениям и классификациям метод должен был выходить за пределы рассмотрения одной отдельной школы, даже если это единственная школа, которая находится на уровне современных объективных возможностей музыкального материала и бескомпромиссно признает все его трудности. Полярно противоположный метод Стравинского настоятельно требовал истолкования, и не только по причине своей общественной значимости и композиторского уровня - ибо само понятие уровня не может быть выведено из догматических предпосылок и подлежит обсуждению как «вкус», - но, прежде всего, чтобы закрыть удобную лазейку для мнения, будто если уж последовательный прогресс музыки натолкнулся на антиномии, то и от реставрации некогда бывшего, от сознательного отхода от музыкального ratio чего-то следует ожидать. Никакая критика прогресса не может быть легитимной - разве что та, что в условиях господствующей несвободы выявляет его реакционный момент и тем самым безжалостно подавляет всякие злоупотребления на службе у сохранения существующего. Выясняется, что позитивный возврат распавшегося вступает в заговор с деструктивными тенденциями эпохи гораздо основательнее, нежели то, что заклеймено как собственно деструктивное. Сам себя провозглашающий порядок является только прикрытием хаоса. Поэтому если рассмотрение вдохновлявшегося экспрессией, радикального Шёнберга оперирует понятиями на уровне музыкальной объективности, а анализ антипсихологичного Стравинского ставит вопрос об ущербном субъекте, находящемся в центре его oeuvre ', то здесь также действует диалектический мотив. Провокационные черты своего эссе автор не намерен умерять. Может показаться циничным, что после того, что произошло в Европе, и того, что грозит произойти в дальнейшем, он растрачивает время и умственную энергию на распутывание эзотерических вопросов современной композиторской техники. Кроме того, настойчивая эстетская полемичность, присутствующая в тексте, довольно часто обнаруживается там, где она непосредственно говорит о той реальности, которая к этой полемике безучастна. Но, возможно, этот эксцентрический почин все же прольет некоторый свет на положение вещей, хорошо знакомые проявления которого годятся лишь на то, чтобы замаскировать саму ситуацию, и при котором протест слышится только там, где общественное мнение предполагает лишь оторванность от жизни. А ведь это только музыка; каким же в конечном счете должен быть тот мир, где даже вопросы контрапункта свидетельствуют о непримиримых конфликтах! Насколько глубоко должны быть поколеблены основания современной жизни, если ее содрогание и оцепенение все еще подвергаются рефлексии там, куда уже не проникает никакая эмпирическая необходимость, - в области, о которой люди полагают, будто она предоставит им убежище от гнета ужасающей стандартизации, и которая все же исполняет обещанное людям, но лишь тогда, когда отказывается им предоставить то, чего они от нее ожидают. Во вступлении приводятся суждения, связывающие обе части воедино. Вступление должно подчеркнуть единство целого, а различия, тем более - языковые, между ранней и поздней частями сглажены не были. Время, разделяющее моменты возникновения обеих частей, было посвящено растянувшейся на двадцать с лишним лет работе с Максом Хоркхаймером над созданием совместной философии. И хотя автор этих строк один несет ответственность за музыкальный материал, принадлежность тому или иному соавтору конкретных теоретических положений трудно определить. Эта книга может рассматриваться как подвергшийся дальнейшей обработке экскурс к «Диалектике Просвещения». В ней все, что свидетельствует о стойкости, о вере в приносящую помощь силу определенного отрицания, обязано духовной и человеческой солидарности Хоркхаймера.

Практическое пособие по имиджелогии. В книге представлены современные знания и эффективные технологии, необходимые менеджерам любого уровня для ежедневного использования в процессе профессиональной деятельности.